«Почему между французами и англичанами сложились отношения, так напоминающие любовь, от которой до ненависти один шаг? С любовью все понятно: что бы мы ни говорили на публике, мы находим друг друга невероятно сексуальными. С ненавистью проблем куда больше».
Стефан Кларк
Вам наверняка знакомо имя Стефана Кларка: ранее в издательстве "РИПОЛ классик" выходили его книги "
Боже, спаси президента!", "
О, боже, снова Париж!", "
Боже, спаси Америку!", "
Боже, спаси Францию!" и абсолютный бестселлер "
Наблюдая за французами", который выдержал 11 переизданий.
Изначально Стефан Кларк – британский журналист и писатель. Но однажды он приехал в Париж, и его судьба изменилась. Травелоги Кларка – гремучая смесь типично британского юмора и сугубо галльской иронии: очень реалистично, очень метафорично и очень познавательно. Этот влюбленный во Францию британец чрезвычайно забавно – и совершенно по-французски – пытается уверить себя и нас в том, что нисколько не любит свою новую родину. Но каждый раз добивается противоположного эффекта!
В своей новой книге "Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга" писатель анализирует историю англо-французских отношений и делает интересное открытие: одни и те же ключевые события рассматриваются соседями по Ла-Маншу с диаметрально противоположных берегов. Пытаясь с британской педантичностью (и щедрой долей иронии) восстановить историческую справедливость, Стефан Кларк прекрасно понимает, что вызовет у французов немалое раздражение. Поэтому заранее извиняется и предупреждает, что тысячелетняя история обид еще не окончена...
Почитаем?
До 1066 года жителей территорий, которые сегодня мы именуем Британией, волновали вовсе не вопросы типа «Получу ли я достойную пенсию?» и «Потяну ли я ипотеку?». Их тревоги сводились к напряженному ожиданию, когда из-за моря нагрянут полчища бандитов с топорами насиловать их женщин и воровать скот, — или наоборот, в зависимости от того, какое племя викингов предпримет набег...***
Полцарства за... скандинава
До 1066 года жителей территорий, которые сегодня мы именуем Британией, волновали вовсе не вопросы типа «Получу ли я достойную пенсию?» и «Потяну ли я ипотеку?». Их тревоги сводились к напряженному ожиданию, когда из-за моря нагрянут полчища бандитов с топорами насиловать их женщин и воровать скот, — или наоборот, в зависимости от того, какое племя викингов предпримет набег.
Если люди не умирали голодной смертью из-за неурожая или мародерства, если им удавалось вовремя собрать урожай и съесть его, жизнь казалась райской. И они, чтобы наслаждаться этой роскошью, прежде всего нуждались в сильном короле. Том, кто душил бы их непосильными налогами, но при этом давал возможность жить подольше, чтобы платить эти самые налоги, — фактически, такую же политику проводят современные правительства.
В девятом веке в Британии был такой король, и звали его Альфред. Имея в своем распоряжении постоянный флот и хорошо обученную армию, он успешно защищал Англию — во всяком случае, ту часть, которой он правил и которая находилась южнее нынешних центральных графств, — от набегов викингов. Альфреда даже прозвали Великим, потому что благодаря нему эти рейды превратились для викингов из зверской охоты за добычей в походы, чреватые верной смертью.
Все кончилось тем, что викинги, понятное дело, раздраженные потерей внушительной доли своих доходов, решили направлять свои корабли чуть южнее и грабить Францию, где было чем поживиться, причем без особых усилий. Добыча оказалась настолько легкой, что викинги устроили по всему французскому побережью свои базы — нечто вроде мародерских курортов, — откуда совершали набеги вглубь страны. Вскоре регион настолько лихорадило, что королю Франции пришлось уступить этим «ребятам с севера», дабы утихомирить их, довольно большой кусок своей территории. И в 911 году эти земли официально стали Страной нормандцев, или Нормандией.
Короче говоря, Нормандия обязана своим существованием англичанину, который отвадил мародеров от набегов на Британию, заставив их взять курс на Францию. Многообещающее начало.
В те времена владения французских королей занимали территорию нынешней Франции и, напоминая лоскутное одеяло, состояли из легкоуязвимых герцогств, правители которых едва могли удержать собственные земли, не говоря уже о том, чтобы вторгнуться в чужие. На самом деле эти короли не называли себя французскими даже спустя почти сто лет после смерти Вильгельма Завоевателя, вплоть до 1181 года, когда Филипп Август впервые начал титуловать себя rex Franciae («король французов»), перестав использовать титул rex Francorum («король франков»).
И когда один из королей франков все-таки попытался подчинить себе беспокойных нормандцев, это обернулось полной катастрофой. В 942 году герцог Нормандский, грозно именовавшийся Вильгельм Длинный Меч, был убит, и ему наследовал десятилетний сын Ричард. Узнав об этом, король франков Людовик IV решил напасть на Южную Нормандию и захватить Руан, важный речной порт на полпути между Парижем и побережьем. Но юного Ричарда поддерживали могущественные члены клана — Бернард Датчанин, Харальд Викинг и Сигтрюгг Король Моря, так что вторжение утонуло в слезах франков. Людовик был взят в плен и освобожден лишь в обмен на заложников — одного из собственных сыновей и епископа. Короче говоря, нормандцы ясно дали понять, что не испытывают никаких симпатий к франкам, бургундцам и лотарингцам, так же как и ко всем остальным жителям страны, которой суждено было в один прекрасный день стать Францией. Они хотели, чтобы их оставили в покое.
Напрашивается вполне очевидный вывод: что бы ни говорил вам современный парижанин, нормандцы вовсе не были французами. Назвать французом нормандца десятого или одиннадцатого века — все равно что принять шотландца за англичанина, — такая ошибка в Глазго и сегодня может стоить вам разбитого носа.
На самом деле нормандцы считали франков шайкой безвольных парижан, которые вели себя как хозяева континента, а потому следовало пинками возвращать их домой, если они забирались слишком далеко от своего снобистского городишки. (Подобное отношение, кстати, с десятого века не так уж сильно изменилось).
Франки в свою очередь презирали нормандских герцогов, видя в них опасных северных варваров, которые живут лишь охотой и войнами и практикуют языческую полигамию, окружая себя ордами любовниц и плодя незаконнорожденных детей.
Франки были совершенно правы, и именно в такой среде родился Вильгельм.
Вильгельм был бастардом
Поразительно, но будущий Завоеватель имел незавидно низкое происхождение. Поначалу, разумеется, Вильгельма не величали Завоевателем. Зато другое прозвище, Бастард, приклеилось к нему практически с рождения. Его не состоявшими в браке по христианскому обряду родителями были Роберт, младший брат правящего герцога Нормандского, и красивая девушка из маленького нормандского города Фалеза, которую в исторических книгах именуют по-разному. Во французских источниках она проходит как Херлева, Харлотта, Херлетта, Арло, Аллаива и Беллона.
История знакомства юной девы с Робертом тоже преподносится по-разному. В 1026 или 1027 году она то ли мыла шкуры в реке, то ли танцевала, а может, проделывала то и другое одновременно, когда через селение Фалез ехал верхом на лошади Роберт, направляясь в свой тамошний замок. Ему на глаза попалась милая девушка (давайте назовем ее Херлева, исключительно ради удобства произношения), и он тотчас стал планировать то, что его современники называли «датским браком», а мы сегодня попросту называем сексом.
По англосаксонским легендам более позднего времени, вероятно сложенным с целью позлить нормандцев, Роберт похитил Херлеву. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что он все-таки сходил к ее отцу, местному дубильщику, и поставил его в известность о своих планах. Отец Херлевы пытался настаивать на свадьбе, но Роберт отказался — главным образом потому, что девушка была не совсем аристократкой: кожевенных дел мастера стояли на низшей ступени сословной лестницы. Шкуры обрабатывали смесями из мочи, животного жира, мозгов и навоза (кстати, очень ценным сырьем считалось собачье дерьмо), так что от дубильщиков несло еще сильнее, чем от чистильщиков выгребных ям.
Однако свадьба вовсе не составляла проблему. Нормандских рыцарей никто не обязывал вести под венец своих избранниц, поэтому Херлеву отмыли от кожевенных запахов и уложили в постель к Роберту в его кремово-белом замке, где она стала его frilla, или местной любовницей.
Вскоре после этого старший брат Роберта, нормандский герцог Ричард, напал на Фалез и захватил замок (воинственные нормандцы частенько проделывали такие штуки со своими братьями). Чрезвычайно довольный собой, Ричард вернулся в свою штаб-квартиру в Руане, где очень быстро скончался при загадочных обстоятельствах, что было тоже в порядке вещей для нормандцев, особенно если они раздражали таких честолюбивых парней, как Роберт.
С присущей ему скромностью Роберт присвоил себе титул герцога Роберта Великолепного и истребовал обратно замок в Фалезе. И именно там, в конце 1027 или в начале 1028 года, Херлева родила ему сына. Французы знают этого младенца как Гийома, но даже французские историки признают, что настоящее имя новорожденного все-таки ближе к английскому Вильям, да и ковер из Байё присваивает ему имя с явно нордическим звучанием: Вилельм.
Весь ход истории, казалось, с пеленок готовил этого маленького бастарда к его будущей роли завоевателя Англии. В 1035 году Роберт, который так никогда и не женился, объявил Вильгельма своим наследником, что определенно шокировало — ну, или, во всяком случае, привело в замешательство — нормандцев. Вот что говорит французский историк Поль Зюмтор в своей биографии Гийома: «...нигде больше в христианской Европе бастард не мог быть допущен к трону». Мальчик Вильгельм был отослан на жительство к своему кузену, где его стали воспитывать в духе воинственного герцога.
Вскоре он приобрел репутацию очень серьезного молодого человека, а его единственными слабостями были охота и фокусы. Он никогда не напивался за столом, употребляя не больше трех бокалов вина (еще одно доказательство того, что его нельзя назвать истинным французом), и у него начисто отсутствовало чувство юмора. Однако он виртуозно оскорблял других, причем особенно крепко доставалось тем, кто имел неосторожность пройтись насчет его низкого происхождения.
Когда Вильгельму исполнилось двадцать четыре года, он решил упрочить свое политическое положение достойной партией. Старомодный «датский брак» его не устраивал, и он сделал предложение Матильде (так зовут ее французы), или Маë (что больше похоже на ее настоящее имя), дочери графа Фландрии и внучке правящего короля франков.
Однако Матильда не разделяла страстного желания Вильгельма и публично объявила о том, что не хочет выходить замуж за бастарда. Но Вильгельм ни одному человеку не спускал оскорблений в адрес своей матери, поэтому он тотчас оседлал коня и рванул верхом из Нормандии в Лилль, до которого было четыреста километров; он пересек долину Сены, оставил за спиной болотистые берега Соммы, все дальше углубляясь в потенциально опасные владения короля франков. Наконец после нескольких дней в седле, и уж, конечно, не отвлекаясь на остановки, чтобы освежиться или купить цветы, Вильгельм ворвался в замок графа Фландрии, швырнул Матильду на землю и, по легенде, «шпорами изорвал на ней платье», что, пожалуй, нельзя назвать метафорой «любезного предложения выйти за него замуж». Очевидно, высокомерная молодая леди «поняла, что наконец-то встретила своего хозяина, и согласилась на свадьбу».
Ее отцу, вероятно, тоже пришлось изменить свое мнение. Когда нормандец вторгается в твой замок и силой берет твою дочь, это более чем прозрачный намек на то, что подобное может произойти и в остальных твоих владениях. К тому же Вильгельм собственной персоной служил живым воплощением своего политического влияния: мускулистый мужчина ростом пять футов десять дюймов, он был гигантом для своего времени, уже имел опыт нескольких военных кампаний и, определенно, являл собой человека большого будущего. Короче, неплохой кандидат в зятья.
Лишь одна загвоздка мешала воссоединению пары. Вильгельм забыл или предпочел проигнорировать, что невеста приходилась ему кузиной и Церковь выступила против этого союза. Не привыкший отступать, Вильгельм решил идти напролом, и к концу 1053 года брак состоялся.
Отношения в этой семье можно назвать весьма бурными. Как мы уже знаем, Вильгельм мог внезапно прийти в ярость, и Матильда оказалась ему под стать, хотя многие источники утверждают, что росту в ней было всего четыре фута четыре дюйма. Между супругами часто случались ужасные ссоры, и говорят, что во время одного семейного скандала Вильгельм тащил Матильду за волосы по улицам Кана, чтобы показать всем, кто в доме хозяин. Но, несмотря на эпизодические вспышки домашнего насилия, их брак считался образцовым. Вильгельм, пожалуй единственный из правителей своего времени, не наплодил бастардов и хранил верность жене, и за тридцать лет совместной жизни они произвели на свет десятерых детей — шесть девочек и четырех мальчиков.
Эта преданность идее создания династии, в сочетании с одержимостью Вильгельма делать все по-своему, не сулила ничего хорошего англосаксонским правителям, которые неплохо устроились в Англии...
@темы:
путеводители,
новинка,
Стефан Кларк
-
-
15.11.2012 в 22:23-
-
15.11.2012 в 23:05-
-
17.11.2012 в 17:02-
-
25.11.2012 в 20:13