"Если вдруг вы пожелаете доставить себе удовольствие и добавить к словам дополнительный эмоциональный оттенок, я предлагаю вашему вниманию саундтреки из кинофильмов, которые сопровождали меня, пока я писал этот роман:
— «Дом из песка и тумана», Джеймс Хорнер.
— «Долгая помолвка», Анджело Бадаламенти.
— «Экзистенция», Говард Шор.
— «Бэтмен: начало», Ганс Циммер и Джеймс Ньютон Говард.
— «Забытое», Джеймс Хорнер.
Пусть они унесут вас так же далеко, как и меня."
Сегодня мы предлагаем вам прочесть два фрагмента романа под несколько композиций из этого списка. Вы удивитесь, насколько они подходят друг к другу.
Пролог
Блог Камеля Назира, 12 сентября. Первый отрывок
Эта история — чистая правда.
В тишине комнаты я доверяю ее компьютеру в надежде, что вскоре мировое Интернет-сообщество получит к ней доступ. Свежие раны не стоит бередить, нужно ждать, когда они затянутся сами. Чтобы до конца осмыслить мучительные событие прошлого, требуется время. Но я постараюсь рассказать все как есть прямо сейчас.
Делая эти записи, я пытался быть настолько объективным, насколько это возможно. Я основывался, главным образом, на документах, которые вы сами можете найти без труда. Все изложенное здесь — чистая правда.
Вы, читающие эти строки, еще не знаете, что вас ожидает.
читать дальшеПотрясение оттого, что истина раскрыта. Оттого, что всплыли все мелкие вопросы, которые уже давно беспокоили вас, как соринка в глазу. Оттого, что все внезапно обрело смысл.
Только бы это заставило вас задуматься.
И больше не забывать.
Но главное, чтобы это заставило вас объединиться.
Иначе они нас поглотят. Они уже начали.
Они сильны. Жестоки.
Яэль не верила.
Они с Томасом покинули нас навсегда.
Возможно, скоро наступит ваш черед.
Ибо в один миг все может рухнуть.
Это случилось с моими друзьями.
Кто следующий?
Глава 2
Пятница была днем Шоггота.
Яэль обожала Шоггота. Это имя очень ему подходило и напоминало о персонаже одной из ролевых игр, которыми она увлекалась в пансионе. Ее пятничный клиент был на него похож — толстяк в плаще, усеянном десятками глаз, нанизанных на булавки.
Яэль продавала глаза. И мертвых животных.
Она работала в «Деланде», парижском доме чучел, история которого насчитывала уже более полутора веков. Прошло два года с тех пор, как Яэль как-то летом начала там подрабатывать. Работа была интересной и необычной. Постепенно она превратилась из временной в постоянную, и Яэль забыла о том, что она не имеет никакого отношения к ее образованию и дипломам.
Годы учебы были трудными. Закончив школу, Яэль стала изучать филологию. Четыре года спустя она поехала в Соединенные Штаты Америки, где собиралась работать над темой «Литература и расширение языковых границ». Она сделала все от нее зависящее, чтобы получить эту стажировку. Год в Портленде, штат Орегон, прошел с переменным успехом. В Америке Яэль чувствовала себя неуютно и с радостью вернулась домой. Еще целый год она пыталась учиться в магистратуре, работая по вечерам официанткой и продавщицей готового платья, пока однажды июльским утром не оказалась перед этим странным магазином. В витрине висело объявление: требуется сотрудник на лето. Тогда и закончились ее попытки получить степень магистра. И спустя два года она все еще работала в «Деланде».
Обязанности Яэль была разнообразными.
Она встречала покупателей, консультировала их, разбирала новые поступления, обрабатывала засушенных насекомых, подготавливала к продаже бабочек, которых присылали целыми ящиками. Но, к счастью, в ее обязанности не входило изготовление чучел. Этим занимался ее коллега, Лионель. Яэль совершенно не хотелось потрошить собак и набивать их паклей. По пятницам Яэль принимала партии стеклянных глаз. Каждая пара была уникальна, поставщик никогда не повторялся.
Шоггот приходил каждую пятницу вот уже больше четырех месяцев. Он делал из стеклянных глаз украшения, нанизывал на булавки рядом с теми, что уже висели на его плаще, или вставлял в перстни, унизывавшие его толстые пальцы.
Шоггот рассматривал стеклянные шарики, склонив голову набок и светясь нежностью. На его затылке, покрытом редкими жесткими волосами, появлялись жирные складки. Он перебирал образцы, облизывал губы, и наконец кивал, когда выбор был сделан. А потом уходил, унося свои сокровища.
Несмотря на его отталкивающий вид и странные манеры, Яэль со временем начала чувствовать к нему нечто вроде привязанности. Он был забавным и безобидным, чего нельзя было сказать об остальных клиентах. Хуже всех была мадам Кошерин, сварливая старуха, которая раз в три месяца являлась с новой собакой и требовала, чтобы ей сделали чучело. В первый раз Яэль не поняла, чего она хочет, и долго уверяла клиентку, что все будет сделано так как она пожелает, но только после того, как бедное животное умрет. Тогда собаку нужно будет завернуть в ткань, держать на холоде и принести не позже, чем через сутки — это она говорила каждому клиенту, давно не вникая в смысл этих слов. Но старуха раздраженно трясла головой: чучело ей было нужно немедленно. Мадам очень любила свою собачку, но теперь она ей мешала, потому что стала слишком громко лаять. Мадам Кошерин хотела жить лишь с воспоминаниями о ней, этого ей будет «вполне достаточно». Яэль проводила странную женщину до дверей, объясняя, что ничем не может помочь и что нельзя избавляться от собаки таким образом. Через три месяца старуха снова стояла на пороге с другой собакой, но с тем же требованием. Яэль сообщила в полицию, но там лишь посмеялись над этой историей. Обращение в Общество защиты животных тоже не помогло, и мадам Кошерин приходила три-четыре раза в год с очередной собачкой. Надменная и презрительная, она напоминала Круэллу из диснеевского мультика «101 Далматинец». Яэль дошла до того, что стала мечтать о новом чучеле, которое повесит на стену среди голов оленей и ланей — чучеле мадам Кошерин.
Бывали и другие случаи. Иногда приходилось целый час утешать какого-нибудь клиента. Некоторые люди, особенно пожилые, теряя собаку или кошку, лишались последнего друга. Они плакали, как будто хоронили родственника. Со временем Яэль научилась не осуждать людей, желавших сделать чучело из своего питомца. Некоторые заказывали коврик из кошки, чтобы класть с собой в постель, потому что раньше любимая кошка всегда спала с ними; другие хотели поставить на каминную полку голову своего пуделя, чтобы гладить его, как прежде. Большинство подобных просьб, которые поначалу казались Яэль дикими, были вызваны глубоким чувством утраты.
Вот из-за этих трогательных и удивительных историй она уже много месяцев оставалась в «Деланде», который казался ей чем-то вроде клуба, где собираются необычные люди.
Шоггот вошел, кивнул Яэль и сразу спросил:
— Новые есть?
Яэль одновременно с ним произнесла те же слова про себя. Всегда один и тот же вопрос, один и тот же ответ.
— Да, как обычно.
Она открыла шкафчик под прилавком и достала две бархатные подставки.
— Вот, пожалуйста, посмотрите.
Шоггот сглотнул, потирая руки и разглядывая стеклянные шарики. Его глаза горели от нетерпения.
Яэль наблюдала за ним, прислонившись к высоким шкафам со множеством выдвижных ящичков. Она часто задумывалась, почему в «Деланде» всегда цаврят покой и умиротворение? Может быть, дело в самом здании, особняке начала восемнадцатого века? Или в безмолвных головах мертвых животных? Мягкие шкуры, мех… Безмятежные чучела, казалось, славили смерть, свидетельствуя в то же время, что она не все может уничтожить и забрать с собой.
Шоггот тряхнул тяжелой головой. Выбор сделан.
— Я возьму эти два. С синим отливом... И самый большой.
Яэль кивнула, завернула стеклянные глаза в папиросную бумагу и взяла деньги. Купюра была влажной: Шогготу было жарко, он вспотел. Расплатившись, он исчез в глубине длинного коридора, ведущего к лестнице на первый этаж.
День прошел без происшествий; скоро будет пора закрывать магазин.
Яэль собрала волосы в узел и вышла в вечернюю жару.
Ей очень нравился Париж в августе. Четкие очертания серебристо-серых домов, острые словно лезвия, в жарком душном воздухе. Яэль поправила темные очки и стала спускаться по улице Бак. Ее высокая фигура мелькала в витринах. Никто не попался ей навстречу, даже машин почти не было. Город опустел.
Яэль шла к площади Данфер-Рошро, рядом с которой жила. Редкие машины лениво проезжали по плавящемуся от жары асфальту. Через пять минут она уже была на улице Даро. Толкнула тяжелые ворота, прошла через двор, вдоль невысоких деревьев в массивных деревянных кадках, и по наружной лестнице поднялась к своей двери.
Квартира, где много лет жили ее родители, была в своем роде уникальной: плод безумных идей архитектора, строившего в 1980-е годы сеть подземных парижских коммуникаций. Яэль вошла в прихожую, бросила тряпичную сумку, и скинула босоножки, мельком посмотрев в большое зеркало, висевшее напротив входной двери.
Главной комнатой была гостиная — пятьдесят квадратных метров, высокие потолки. Наверх вела лестница; в нише между первым и вторым этажом Яэль устроила кабинет. На втором этаже лестница, поднимавшаяся вдоль стены, превращалась в круговую галерею, куда выходили двери комнат. А надо всем этим, на высоте семи метров над полом, была крыша с огромными окнами, через которые в квартиру лился солнечный свет.
Но самым необычным в гостиной был стеклянный пол. Бежевые стены, диван, обтянутый тканью с африканским орнаментом, низкий восточный стол и китайские ширмы отражались в огромной плите из черного стекла.
Солнце пробивалось сквозь окна на крыше, заливая светом теплую обивку кресел и шторы. Золотистые лучи падали на пол, не преломляясь. Они проходили насквозь. Под толщей темного стекла можно было разглядеть, как стены уходят вглубь еще метров на пятнадцать, их очертания расплывались в сгущающемся мраке. Внизу была настоящая бездна.
Яэль включила прожекторы, вмонтированные в камень в десяти метрах ниже пола. В освещенных недрах Парижа теперь были видны два водосборника, расположенные друг напротив друга, а под ними — водоем, связанный с канализационной системой города.
Архитектор нарочно обнажил часть подземных коммуникаций, куда сливалась вода с городских улиц. Он сделал окно в «защитном панцире», как он его называл, чтобы показать сложное устройство очистительной системы. В дождливые дни можно было видеть, как потоки пены хлещут из водосборников в бурлящий резервуар.
Яэль повернула выключатель, и мрак, подобно струе гейзера, ринулся из бездны наверх. Стеклянный пол быстро темнел, теряя прозрачность.
Большинству гостей Яэль это зрелище не нравилось. У них кружилась голова от высоты, они пугались того, что под ногами пропасть. Яэль, напротив, любила вглядываться в бездну, как другие любят смотреть на огонь. Она могла часами смотреть на воду, бурлящую в полутьме.
Было уже больше восьми часов вечера. Сверху послышалось недовольное мяуканье. Трехцветный кот, встопорщив усы, сбежал по лестнице.
— Кардек! — позвала его Яэль. — Тише, я дома.
Кот бросился к ней и с мурлыканьем стал тереться о ее ноги. Когда Яэль выбирала ему имя, она увлекалась эзотерикой. В то время она интересовалась магией: смотрела фильмы о волшебниках, покупала книги с заклинаниями, в компании подруг пыталась вызывать духи умерших. Кот, занимавший важное место в мифологии, был назван в честь основателя спиритизма, Алана Кардека.
— Знаю, знаю, я тоже соскучилась, — сказала Яэль, наклонившись, чтобы погладить кота. Она недавно забрала его от соседки, у которой он провел две недели, пока Яэль уезжала в отпуск на Родос.
Яэль прошла под аркой, разделявшей гостиную и кухню, и спустилась на несколько ступеней. Три окна пропускали так много света, что плитки пола сверкали и казались еще ярче. Яэль налила большой стакан холодного томатного сока, вернулась в гостиную и села в кресло. Кардек тут же прыгнул к ней на колени и развалился, щурясь от удовольствия. Яэль сделала несколько глотков и только тогда заметила красную лампочку автоответчика.
«17:20. Привет, дорогая, это Тифани. Слушай, мне ужасно жаль, но я не смогу сегодня прийти. Пат пригласил меня на уик-энд в Реле-и-Шато … Тысяча извинений. Встретимся, как только вернусь. Целую. И… э-э… ты все-таки выберись куда-нибудь, не сиди дома, как зачумленная. Сейчас август, жарко, на улицах полно симпатичных туристов! Пользуйся случаем! Обнимаю! Конец сообщения».
Яэль вздохнула и откинулась в кресле. Почесала кота за ухом.
— Пятничная вечеринка отменяется, — разочарованно сказала она. — Но ты-то рад, да? Все будет, как ты любишь: я весь вечер просижу перед телевизором и буду чесать тебя за ухом.
Вдруг зазвонил телефон.
— Да?
Тишина.
— Алло? — повторила Яэль. — Я ничего не слышу.
Она подождала еще несколько секунд: вдруг, вдруг звонят с мобильного телефона и связь плохая. В трубке послышался хруст и звон, словно кто-то бил стекло.
— Алло?
Хруст повторился. Как будто стакан разбили, подумала Яэль.
Затем раздался щелчок, и связь прервалась. Яэль немного удивилась и положила трубку. Подождала немного, но никто не перезвонил. В квартире было очень тихо. Даже Кардек больше не мурлыкал.
Яэль допила сок и задумалась о том, как потратить вечер. Прислушалась к себе. Ей хотелось новых впечатлений, хотелось расслабиться. Тифани права, нечего сидеть дома.
Яэль сразу поняла, куда пойдет. В «Чокнутую скрипку», хорошо знакомый ей бар на улице Монтань-Сен-Женевьев, излюбленное место приезжих англичан. Там можно немного выпить и поболтать по-английски. Яэль осторожно переложила кота с колен, поднялась наверх и включила воду в душе. Кардек забрался на подлокотник кресла и посмотрел вверх.
Стоял тихий августовский вечер. В большом зеркале в прихожей отражались входная дверь и шкаф рядом с вешалкой. Вдруг в зеркале, затуманив его поверхность, медленно проступила тень. Кот спрыгнул с кресла и, припадая к полу, стрелой помчался наверх. Тень беззвучно сгустилась, а затем рассеялась, и зеркало вновь отражало прихожую, освещенную заходящим солнцем.