Друзья, самое время откупорить бутылки с хересом! Сегодня одному из наших постоянных авторов, испанскому писателю
Альберто Васкесу-Фигероа, исполняется 76 лет.
Васкес-Фигероа - человек удивительной судьбы. Хотя он родился в Испании, детство писателя прошло в Марокко, куда его семья была выслана режимом Франко. В юности он запоем читал приключенческие романы из библиотеки своего дяди, коменданта крепости. В 1959 году окончил Мадридскую школу журналистики, но не сумел устроиться на работу. Не отчаявшись, Фигероа совершил кругосветное путешествие на яхте вместе с друзьями и выпустил книгу об этом. Затем работал в Африке профессиональным охотником на слонов, а в начале 60-х получил место корреспондента газеты "Ла Вангардия" и в этом качестве посетил множество "горячих точек". Известность пришла к Фигероа после публикации романа "Черное дерево" о работорговле в Африке. С тех пор его книги были переведены на 30 языков и 9 раз экранизированы. Сейчас он живет в пригороде Мадрида и считается одним из самых известных испанских писателей.
Мы уже говорили о двух его романах - "
Туареге" и "
Игуане", а сегодня хотели бы рассказать о третьей книге, которая вышла в нашем издательстве -
"Бора-Бора". Действие этого романа разворачивается в декорациях Тихого океана. Маленький остров, населенный миролюбивыми полинезийцами, подвергся жестокому нападению варваров. Пришельцы из таинственных и недоступных земель принесли с собой смерть и разрушение. Жестокие северные воины забрали с собой несколько юных и прекрасных полинезиек. Среди них - принцесса, любимая дочь короля... Выжившие в кровавой бойне мужчины намерены освободить своих женщин. Они бросаются в погоню за варварами. Но на их пути встает еще одна страшная сила - Великий Океан.
Предлагаем вашему вниманию по-настоящему жаркий фрагмент романа - лучшее средство от октябрьской непогоды.
"...Остроконечный гребень, сделанный из кабаньих зубов, слегка коснулся плеча. Стрик решительно вскинул небольшой деревянный молоточек, и Тапу Тетуануи, стиснув плотно губы и кулак, был готов продемонстрировать, что он — тоже уже мужчина. Он ни малейшим жестом и даже стоном не покажет никому, что испытывает нарастающую боль.
читать дальшеСтарый татуировщик убедился в том, что каждая из игл точно размещена по линиям ранее тщательно нанесенного рисунка, пристально посмотрел в глаза своего молодого пациента, внутренне усмехнулся и наконец резко ударил по длинной рукоятке из китовой кости. Белые иглы впились в кожу как раз настолько, чтобы не повредить мышцы.
Несмотря на то, что юный Тапу Тетуануи был к этому готов еще с тех пор, как начал помнить себя, он не смог избежать легкого удивления от доселе никогда не испытываемой боли. Может все это оттого, что он так долго ожидал этого момента?
Боль почти всегда наступает неожиданно: от падения, от удара и когда неосторожно наступишь во время рыбалки в лагуне на морского ежа. Но когда ты видишь, как падает колотушка, тебе кажется, что твой затылок расколется. Все это было шокирующим и ранее неведомым.
Старик снова посмотрел ему в глаза. Похоже, он заранее знал то, что хотел в них увидеть, так как тут же убрал гребень, окунул его в сосуд из раковины, наполненный чернилами, сделанными из масла ореха «таири» и древесного угля, и провел им по следующей линии рисунка.
Тапу Тетуануи спросил себя: сможет ли он выдержать эту пытку дальше? Но татуировщик не дал ему опомниться. Он начал снова наносить удары, непрерывно окуная игольчатый гребень в краску с уверенностью человека, проделывающего подобное действие миллионы раз и знающего, что здесь времени терять нельзя.
Наконец он маленьким чистым тампоном вытер капли крови, сочившиеся из едва заметных ранок и смешивающихся с черной краской, и хрипло пробормотал:
— На сегодня хватит.
— Я могу потерпеть, — возразил Тапу.
— Я знаю, — ответил тот, начиная укладывать свои инструменты в корзиночку, сплетенную из пальмового листа. — Кожа у тебя крепкá, однако мне необходимо знать: зарубцуется или заразится? Придешь через пять дней.
Мальчишка с некоторой растерянностью посмотрел на темное, едва превосходящее по размерам отпечаток большого пальца, пятно на своем плече и попытался настоять, однако старик резко его оборвал:
— Я сказал, что хватит, — прорычал он. — Я знаю, что делаю.
В двухстах метрах от хижины татуировщика Тату Тетуануи присел на пляжный песок и, опершись локтем на колено, вновь посмотрел на значки, оставленные кабаньими зубами.
Не много же, по правде говоря; чуть больше, чем набросок. Но когда рисунок будет полностью законченным, по нему все определят: что он родился на Бора-Бора, что он из клана Тетуануи и что он ни за что на свете не вступит в секту «Ариои» и ни в какую другую секретную общину подобного типа.
Тапу будет человеком свободным и независимым, и его предплечье, возможно, покажет в один прекрасный день, что он достиг всеми признанного звания «Военачальника», «Кораблестроителя» или даже легендарного титула «Главного Мореплавателя Великого Океана».
Опускался вечер. Слабый бриз покачивал прозрачные воды огромной лагуны острова Раиратеа, высокие очертания которого вырисовывались на расстоянии чуть менее двадцати миль.
Понаблюдав некоторое время за рыбаком, забрасывавшим свою сеть с утеса островка Пити-уу-Таи, он встал и не спеша зашагал по песку пляжа.
Вскоре он добрался до остро врезавшегося в море мыса Матира, образующего крайнюю южную точку острова. Перейдя узенький, не более ста метров ширины, перешеек, он вышел с подветренной стороны на песчаный удивительной белизны пляж и, как это нередко бывало, удивился невообразимому спокойствию морской поверхности, защищенной в том месте от юго-восточных пассатов, дующих на Бора-Бора большую часть года. Тогда западный берег мыса Матира — особенно в последние вечерние часы — превращался в тихую заводь, в которую, по преданьям, удалялся бог Таароа, чтобы поразмыслить над проблемами, возникшими у него с людьми.
Изумрудно-зеленое море становилось неподвижным, и только иногда всплеск выпрыгнувшей редкой рыбки нарушал спокойствие его поверхности. Казалось, что по воде, отделяющей самую ближнюю точку кораллового рифа от острова, можно шагать и ничто не помешает пройти по ней какой-то километр.
Он зашел по пояс в воду и уселся на крупный песок из перемолотых за столетия кораллов, придерживая руку на весу так, как ему приказал татуировщик. Затем стал ждать захода солнца, давая по совету старого мудрого учителя, достопочтенного Хиро Таваеарии, «сердцу наполниться спокойствием».
Две пироги появились из-за мыса Рофау. Они четко вырисовывались на фоне заходящего солнца, касающегося горизонта и окрашивающего в розовый цвет вечерние облака, направляясь непосредственно в сторону мыса Матира. Хотя их восемь гребцов и загребали изо всех сил, делали они это абсолютно тихо, ни на йоту не потревожив неосторожным всплеском поверхность воды. Будто важным для них было не то, чтоб выиграть импровизированную гонку, а сделать так, чтобы темной ночью никто не смог обнаружить их присутствия.
Дойдя до крайней южной точки острова, они развернулись, и теперь можно было различить голоса и смех, среди которых Тапу распознал голосище своего друга Чиме — «Гиганта из Фарепити», которого никому не удавалось победить ни в открытой борьбе, ни в регате.
Когда пироги снова исчезли из виду за мысом Рофау, а солнце, блеснув зеленым лучом, скрылось за горизонтом, Тапу Тетуануи вышел из воды и зашагал по широкой тропе, ведущей к дому красавицы Майаны.
Он предпочел прийти к ней затемно, чтобы девушка не могла увидеть его первой татуировки, так как обычно она привыкла заниматься любовью с десятками парней, чьи тела были полностью покрыты привлекающими внимание рисунками; чтобы, по крайней мере, не надсмеялась над пустяковым, будто засиженным мухами, пятном.
В который раз он задавал себе вопрос: примет ли нежная Майана его предложение стать его женой? И в который раз вспомнил ее ответ, когда он сделал это впервые:
— Откуда я могу знать, если я еще не познала всех холостяков острова? — нашептывала она, даря ему своею пленительную улыбку. — Ты мне очень приятен, но, прежде чем избрать тебя, я должна быть уверена, что кроме тебя никого более достойного моего внимания я не найду.
Тапу Тетуануи гордился тем, что женщина, на которую он претендовал, имела такой успех, а большинство женихов острова выстраивались в очередь, что бы переспать с ней — безошибочный признак того, что она действительна была обожаемым созданием. Но иногда, когда он видел ее скрывающуюся в зарослях в компании одного из тех, кто мечтал стать ее мужем, у него во рту появлялся горький привкус, делавший его глубоко несчастным.
— Это чистая ревность, — упрекал его учитель, достопочтенный Хиро Таваеарии. — Это чувство не достойно юноши твоего возраста. Майана имеет право искать свое счастье, подбирая себе пару так же, как и ты себе. Когда она решит создать семью, она будет обязана быть верной до самой смерти, но, прежде чем этот день настанет, каждый из вас является единственным хозяином своего тела.
— Но ведь я ее люблю, — взмолился Тапу.
— Может, ты думаешь, что это обязывает ее любить тебя? — последовал вопрос. — Ты слишком рано обнаружил, что Майана тебе доставляет удовольствия больше, чем какая-либо другая девушка. Однако это не дает тебе права требовать от нее подобного поспешного решения. Посмотри на свое мужское «достоинство». Когда он возбужден: он прям, тверд и почти сияет. А теперь загляни внутрь женского: там темно, глубоко и множество закоулков. — Он многозначительно положил руку на голову юноши. — Вот так же и ее чувства. Они значительно сложнее и приходится значительно дольше ждать, пока откроются их тайны. Но если, наконец, она решит, то решение будет единственно верным и окончательным.
— И что же я должен делать?
— Ждать!
— Но тогда какие у меня возможности превзойти таких соперников, как великан Чиме? Или такого, как смельчак Ветеа Пито, который уже стал одним из лучших ныряльщиков архипелага?
— Если твой страх основывается на том, что Майана будет увлечена гигантским «мужским достоинством» или дорогой жемчужиной, это означает, сын мой, что твой выбор ошибочен. И самое неприятное, что может произойти, так это то, что она тебя отвергнет. Любовь, которая приносит миру детей, должна быть выше размеров «мужских достоинств» и стоимости драгоценных жемчужин.
Когда Тапу Тетуануи садился на циновку на галерее хижины своего наставника, он всегда удивлялся мудрости его уроков, принимая на веру большинство советов. Но когда он оказывался рядом с домом своей возлюбленной и начинал улавливать неповторимый аромат, при одной только мысли, что он будет обладать ею, все его тело начинало дрожать. Но только «постыдное чувство ревности» снова овладевало его душой, и он был готов проломить тяжелым камнем голову каждому, кого в этот момент застанет рядом с Майаной.
И он их застал. Они стонали и перешептывались, смеялись и ласкали друг друга именно на том месте, куда она приводила его — под раскидистую пурау с переплетенными ветвями, растущую в четырех шагах от ласкового моря. Он видел, как потом они пошли купаться туда, где ему часто нравилось подсматривать за страстными любовниками.
«Кто же это мог быть?»
Он устыдился своего омерзительного вопроса, так как уже то, что, спрятавшись за стволом пальмы, он шпионил за парочкой, которая была свободна делать все, что ей захочется — само по себе было унизительным и заслуживало самого строгого наказания.
Тапу круто развернулся и ушел подальше от хихиканий и вздохов. Чтобы снова не оказаться рядом с развлекающейся парочкой, он решил подняться по склону холма.
К счастью, когда он достиг вершины, наступила ночь и на небе начали появляться первые звезды.
То было время, когда каждый из полинезийских мальчишек, мечтающий кем-то стать в этой жизни, должен был выбрать укромное местечко и посвятить пару часов изучению звезд, запоминая места их расположения в определенный момент поворота небосвода.
Тапу Тетуануи не мог знать, ибо никто из его окружения по-настоящему не мог объяснить, почему эта часть неба была более всего усыпана звездами? Да потому, что на самом деле, небосвод южной части Тихого океана не шел ни в какое сравнение с небосводом северного полушария, напоминавшим унылую полупустыню.
Он удобно уселся на вершине и стал наблюдать за мириадами мерцавших звезд над головой, во многих местах плотно скученных в гигантские, хорошо различимые массы, формирующие новые галактики.
После многих лет наблюдений, он хорошо научился различать большинство больших звезд, а также некоторые созвездия, каждую ночь перемещающиеся по небу над его островом. Он был уверен, что недалек тот час — если быть упорным — когда он сможет показать, в какой точке небосвода они будут находиться в зависимости от времени суток, дня и месяца.
Но когда настанет этот час — если только он настанет — он вправе будет претендовать на титул кандидата в «Великие Навигаторы», и тогда у Майаны не возникнет никаких сомнений в выборе, так как ни одна здравомыслящая девушка не устоит перед соблазном стать женой морехода.
Короли становятся королями по наследству. Мудрецы становятся мудрецами всю жизнь, учась, а силачи становятся силачами лишь потому, что так хочет природа. А «Великий Навигатор» — больше, чем король, мудрец или силач. В мире, наполненном необозримым водным пространством и утыканным маленькими островками, тот, кто не покорит его, будет должен довольствоваться чином короля одного из скалистых островов; быть мудрецом среди глупцов, или гигантом среди карликов..."